Стараясь не обращать внимание на урчание в животе, Тэйон попытался увеличить поток энергии, идущей от него к кристаллу, чтобы расширить иллюзию. Нить, связывающая их, стала толще… ещё толще… Виски пронзило болью, когда энергия вырвалась из-под его контроля, заставив камень ярко вспыхнуть, а магистра, точно пронзённого ударом хлыста, со стоном обмякнуть в кресле. Тавина, даже не заметив, что он покинул иллюзию, рассеянным, неосознанным усилием сама влила в кристалл дополнительную подпитку, и вот уже вместо стен кабинета кругом мерцали непропорционально многочисленные детские воспоминания о торжественных ужинах, сопровождаемые (что было, вообще-то, невозможно) вкусовыми ощущениями и запахами, а звенящие голоса близняшек взволнованно обсуждали, что же сегодня будет на обед.
Внешне спокойным движением магистр развернул кресло, отворачиваясь. Тело скрутило низкой и недостойной завистью.
Ножом в сердце вошли собственные воспоминания.
Маленький лэрд, затаив дыхание, слушающий, как бабушка Лия читает на ночь легенду о полёте его знаменитого прапрапрадедушки. И затем, ночью, выскользнувший из детской, чтобы пробраться на самую высокую башню и как и все его предки, превратиться в самого настоящего сокола. Один из стражников тогда заметил его и, в последний момент перед прыжком успев ухватить за рубашку, притащил, возмущённо пыхтящего и пинающегося, к Лии. Магистр Алория до сих пор помнил чувство недоверия и горящего, обжигающего разочарования, когда бабушка, обняв лэрда, сказала, что ему никогда не дано будет обрести истинную форму. Никогда, никогда, никогда…
Подростковые годы, одинокие часы на крепостной стене и голодные, затуманенные слезами глаза, устремлённые в небо. Спрятанная от посторонних глаз и оберегаемая пуще секретов клана тетрадь со стихами.
И те же слёзы, тот же обжигающий взгляд, но уже не его, а Таш, которую застал однажды ночью на том же месте той же самой стены.
А потом — резанувший по сердцу ужас, когда, вопреки всем приказам, в его лабораторию ворвалась нянька с криком: «Терр исчез! Он поднялся на башню!» Он не помнил, как удержал и завершил тогда заклинание, как, опрокинув неподъёмный стол, выскочил из комнаты, поднял по тревоге замок. Суматошный обыск пустых коридоров, допросы стражей, бледное лицо Таш. Чей-то крик, и он выбежал во двор, чтобы увидеть, как неуклюжий птенец сокола спланировал откуда-то с неба, упал на камни, покатился, превращаясь в худого исцарапанного мальчишку, побелевшими пальцами сжимавшего сломанное бедро.
«У меня получилось! Отец, матушка, получилось! Я летал! Летал!!! У меня были крылья! У-уй, больно!»
Белое лицо и раненые глаза Таш, внезапно отвернувшейся и напряжённо зашагавшей по направлению к своим покоям. Понимание содеянного. И чёрная, разъедающая изнутри зависть.
Холодный взгляд, оборвавший торжество ребёнка.
«Вы испугали вашу мать и испортили моё заклятие, вер. Такое поведение неприемлемо для наследника соколов».
И стиснувший зубы отец, недрогнувшим шагом уходящий от плачущего от боли и предательства сына.
Магистр Алория запрокинул голову. Прошлое нельзя исправить, но… он презирал себя за это поражение.
Мастер ветров не был больше мальчишкой, снедаемым обидой и невозможностью следовать своей мечте, слишком юным для свалившейся на него ответственности. И не собирался дважды повторять одну и ту же ошибку.
Когда маг вновь повернулся к своим соученикам, лицо его было спокойно, сердце билось ровно и размеренно, а эмоции ограничивались в основном лёгким голодом.
— Блестяще, Тави. Нита, ты вне всяких похвал. Это какой-то овощ? Ах, вишни. А почему синие? Да, вы правы, так гораздо вкуснее. Вношу деловое предложение: как насчёт обеда? — поинтересовался он, чуть постукивая для важности пальцами по подлокотнику.
Близнецы издали дружный восторженный крик. Тэйон послал слишком много замечающему ди Крию самую мерзкую из своих улыбок.
— В таком случае я уверен, ваш защитник будет рад сообщить госпоже Укатте, что их высочества проголодались.
Целитель, судя по всему, уже имел несчастье познакомиться с дамой, заведовавшей кухней Тэйона. Или, быть может, он просто знал, кому принадлежал безвинно пострадавший кот. Во всяком случае предложение встретиться с ней вызвало у явно голодного студиозуса подозрительно вялый энтузиазм.
— Я уверен, магистр, что общаться с вашим собственным персоналом лучше всего вам!
— Ни в коем случае, — возмутился Тэйон. — Для всего мира, за исключением здесь присутствующих, я сижу в темнице, а вовсе не в своих покоях. Уверен, вас не затруднит прислать мне наверх лишнюю порцию. Однако госпоже Укатте совершенно не обязательно знать, кому именно она предназначается.
— Она же ваша повариха! — в обвиняющие интонации сами собой прокрались жалобные нотки.
— Вы можете нанять ещё одну. Но тогда вам же придётся сообщить госпоже, что её стряпня неудовлетворительна, — невинно посоветовал поднаторевший в интригах лэрд.
— Но… — вновь начал ди Крий, но непробиваемый взгляд мастера ветров остановил его. — Это просто мелочно с вашей стороны, магистр!
— О, это зависит от точки зрения. С моей, такое решение кажется невероятно разумным. А я — хозяин дома. Смиритесь.
Ди Крий поднялся и отвесил придворный поклон. Однако перед тем как покинуть кабинет, держа на каждой руке по болтающему ногами ребёнку, он повернулся и одарил магистра пылающим обещанием реванша взглядом.
— Вы, безусловно, хозяин дома. Однако как телохранитель их величеств я вынужден взять на себя смелость найти для принцесс наиболее безопасные покои в резиденции.